(продолжение)
- Ха-ха-ха! Ох, ха-ха-ха! – Лиханов снял очки, смахнул с глаз слезы, покачал, нет – покрутил, головой. – Ну, ты и выдумщик же! А-аа? Санек? Ох, не могу я! Ха-ха-ха! Ну, елки ты с палкой! Ох! Ха-ха-ха!
Так отреагировал Лиханов, когда Сашка, первый раз, разумеется, по случаю, рассказал Михаилу Андреевичу эту историю. В тот раз, как-то сам по себе зашел разговор о любви, о первых чувствах и интересе ко всему этому. Сашка тоже, не лыком шит, начал рассказывать про себя. Мол, ля-ля-ля, мол, еще в детстве, в начальных классах, мол, тема любви, и даже не любви, а отношений этих самых, интимных, мол, очень интересовала меня. Да что там меня, мол! Всех мальчишек, друзей моих тянула! Мы, мол, тогда частенько за старшеклассниками следили, да и от взрослых не отказывались, если подворачивалась такая удача.
- Да, конечно, все это, такое, у всех, похоже, бывает. Все ведь мальчишки, наверное, проходят через это! – Лиханов поддержал разговор, Сашку. – Да, Санек, наступает такая пора у всех. И кто от природы-то, от зова-то этого увернется? А? Уж, наверное, никто. Вот и начинается самостоятельное познание тайны этой. (Лиханов эти самые отношения, любовь – и все это, всегда причисляет к тайне самой жизни.)
- Ну-ну, – подзадорил он в тот раз Сашку. – Так ты расскажи-ка мне хоть одну такую историю-то! Давай, давай, не тяни!
И тут же, сам рассказал: мол, однажды, у него тоже в детстве, мол, случилась история. Отправила его мать в магазин за овсянкой. И не то что бы уж вечер был, но смеркалось на улице. Он подошел к магазину, а магазин-то уже закрыт! Постучал в дверь. Тишина, елки-палки. Еще, хорошенько, постучал. Дверь открывается, и стоит мужик на пороге, голый! Мужик какой-то! И голый весь! Не продавщица, а мужик, да еще и голый.
- Я маленький был, ростиком-то. Поэтому, можешь себе, Санек, представить, что я, сначала-то, увидел у этого-то, голого, мужика! Но он, когда узнал причину мою, спокойненько так, голый, не одевался даже, так мне овсянки отвесил, подал, записал. А мы тогда продукты, ну, отоваривались, под запись брали. Я, конечно, не знал, как маме-то рассказать про все это. Понял ведь, по-своему, что к чему. Мужик-то этот проверяющий был из вышестоящей какой-то там ихней организации, Енисейторг, или что там тогда было, не знаю.
Лиханов рассказывал это тогда увлеченно, жестикулируя руками, показывая.
- Ох, Санек, я тогда всякого навыдумывал себе! И хорошего, и плохого! Теперь-то вот понимаю: что там я мог … тогда-то … выдумать-то? А ведь выдумывал! Ну-ну, – подзадоривает он тут же Сашу, – так ты тоже, расскажи-ка мне хоть одну такую историю-то из своего-то, ха-ха, детства этого самого, ха-ха-ха! Давай, давай, не тяни!
- Да, Михаил Андреевич. Неудобно как-то.
- Да что уж не удобно-то? Не секретничай. Наверное, в те свои времена-то, золотые, многое наподсматривал, а?
- Да всякое было…– Сашка не знает, как выскочить из этой темы. Про любовь, про отношения мужчин и женщин, про жизнь – они с Михаилом Андреевичем не редко разговаривали. А вот в этот раз, Сашка, кажется, переборщил, вляпался. Но, тут же, вспомнив многое из «всякого было», заулыбался.
- Во, во! Давай, давай. Назвался груздем, полезай в кузов-то!
Тотчас отозвался на Сашкину улыбку Лиханов. Вот тут-то Сашка, и «полез в кузов», и выдал! Не от ума, конечно, сам не знает, почему рассказал, и почему именно эту историю, про самого Лиханова.

- Ха-ха-ха! Ну и придумал! Следил он, оказывается, да еще за учителями! Ха-ха-ха! Ты, вот, лучше не придумывая, расскажи-ка, чем это тут у нас в школе одна интересная молодая парочка занималась, что им даже большой перемены не хватило? Уроки ведь пропустили! А молодой человек, вообще, оказывается, ушел с уроков!
Сашка насупился, даже покраснел. Речь шла про него.
- Во, как про себя услышал, так сразу покраснел. А как про учителя придумывать, да рассказывать, ха-ха-ха, всякую неинтересную фигню – не краснеешь!
И Лиханов весело потрепал Сашку за вихры.
- Что, поругались, да? Эх, глупые вы люди! Ох, и глупые.
Лиханов с какой-то грустинкой в глазах смотрит на Сашку. И так же грустно, точней, мечтательно улыбается. Мол, эх вы!
- Но счастливые! Вы даже сами не знаете еще, какие счастливые вы люди! Вы даже ругаться-то, вот так вот, можете! Не переживай, Санек! Еще сто раз помиритесь, и сто раз поругаетесь. Не без этого ведь жизнь строится. Милые ругаются, только тешатся. Не зря ведь так в народе говорится. А вот уроки больше не пропускай. Не по-мужски все это! Мало ли что бывает в личной жизни, случается. Но ведь есть еще и обязанности. Да и не красиво так, ну поругались, что ж? Так что ж теперь, вся жизнь и все дела – фигня, да? То-то! Не солидно, да и не по-мужски слабым быть. А уж тем более слабость свою показывать-то! Так, да? А историю-то, эту-то, ты про меня придумал? Придумал, придумал! Ха-ха-ха! По глазам ведь вижу!

В следующий раз, когда подвернулся удобный случай, Сашка опять рассказал эту историю. Лиханов выслушал, не перебивал. Но огорчился.
- Несешь фигню всякую! И не краснеешь. Тоже мне, выдумал тут про гербарии какие-то! Ага, делать мне нечего было, как гербарии собирать-то! Да еще на острове нашем! Ну и что, что молодой я тогда был? Я и сейчас не старый! И без гербариев обхожусь! Ха-ха-ха!

Как-то еще раз попала на язык Сашке эта история. По случаю, разумеется. Но Лиханов сразу же, прервал его.
- Ты мне лучше про свои гербарии расскажи! Ха-ха-ха! Или ты за гербариями на остров не ходишь? Ха-ха-ха! Ох, не соскучишься с тобой. Ей богу, елки-палки! А чем же вы тогда занимаетесь, если за гербариями не ходите, а? Все ругаетесь, да ругаетесь, наверное? И что ты за мужик? Девчонка, вон, опять на уроках сидит вся потерянная. А он мне тут про «гербарии» опять заливает!
- Да нет, Михаил Андреевич, у нас все нормально.
- Что и за гербариями ходите? Ха-ха-ха!
Но, вовремя оценив свою остроумную победу Сашкиным возрастом, поняв неловкость произошедшего, Лиханов, тут же, на одном дыхании, как ни в чем ни бывало, спросил:
- Слушай, Санек, ты вместе-то с ней, со своей-то девчонкой, фотографировался?
- Нет. А что?
- Что, что? Так ведь неправильно это! Надо же вам вместе-то, обязательно, сфотографироваться! Чтоб была у вас фотография, вас-то, счастливых! Поверь мне! Жалеть ведь потом будешь всю жизнь!
И тут же стал серьёзным, собранным. Весь – непререкаемый авторитет. Настоящий директор.
- Послушай-ка, Санек, я тут фотоаппарат принес из дому. Для дела он мне понадобился. Сейчас вызову сюда твою девчонку и, так уж и быть, сфотографирую вас вместе!
- Михаил Андреевич, да откажется она. Не будет фотографироваться.
- Как это не будет? Да я же директор!
- Да пошлет она вас… – сорвалось у Сашки с языка.
- Как пошлет? Ха-ха-ха! Ох, и счастливый же ты мужик, Санек! Это же надо умудриться так, да такую себе девчонку отыскать! Да… Ладно, действительно ведь не согласится она фотографироваться. Ну и ну!
И глаза у Лиханова хитро заискрились. Тихой такой, одному лишь ему известной, хитростью!
- Пойдем-ка сейчас со мной. Я хоть тебя сфотографирую. Ты меня-то не пошлешь, а?
Сашка, конечно же, не послал Михаила Андреевича и с удовольствием сфотографировался.

(продолжение)
Парочка тем временем уже тихонечко ушла вперед по тропинке. Девушка постоянно наклонялась, что-то подбирала с земли. Парень ей помогал.
- Да это же новый учитель наш! – зашептал возбужденно Степка. – Его Михаил Андреевич зовут! По математике он…
Сашка так же тихонько присвистнул в ответ. Вот это да! Здорово! Вот это подвезло, так подвезло. Надо будет очень осторожно следить, не то увидят – и в школе неприятности, и дома трепка обеспечены. Приятели согласились: надо следить очень осторожно, аккуратно. Тем более, что и девушка, оказывается, тоже, как Степка и Сашка, поспорив тихонечко, но выяснили для себя, - тоже новая учительница. Она у первоклашек преподает. Или по рисованию? Не важно, но учительница тоже. Друзья её не знали, просто вспомнили: видели тоже в школе.
- Гербарий, видимо, для своих уроков собирает.
- Ага. Похоже. Давай, за ними!
Под Сашкой тихо и жалобно скрипнула ржавая консервная банка. Это Сашка, спеша за Степкой, неосторожно раздавил её своей коленкой.
- Тихо, ты! – прошипел Степка. Сашка понимающе кивнул в ответ и, смахнув со штанины на коленке раздавленных муравьёв, пополз за Степкой. И мальчишки тихонько, осторожно, – в основном ползком, но иногда и короткими перебежками, – заспешили вслед учителям.
События развивались быстро.
На краю острова, на его противоположной от поселка стороне, стояла избушка. Друзья хорошо знали эту избушку, не раз в ней бывали. Да и кто только в ней ни бывал! Избушка была срублена давно и, в основном, использовалась в сенокосную пору работниками соседнего колхоза, как полевой стан. Все остальное время она пустовала и была притягательным местом для поселковой ребятни, да и для других, более взрослых, то же была к интересу. Вот к ней-то и подошли уже собиратели гербария. Друзья то же не опоздали, укрылись уже в соседнем черемушнике.
- Во, сейчас в избушку зайдут!
- Ага.
порадовался вместе со Степкой и Сашка, предвкушая уже то, что они смогут там увидеть.
- Мы в окошко подсмотрим. Ни фига себе, дают!
Все в дальнейшем так и получилось. Одно только не успели мальчишки сделать – подкрасться к окошку избушки. Парочка зашла в избушку, но, тут же, и вышла. Рвануть обратно, в черемушник, пацаны не успели. Да Степка к тому же неловко зацепился за гвоздь, торчащий из бревна сруба избушки. Порвал рубашку, да пузо поцарапал. Но не до этого им было сейчас! Сашка, вон тоже, в коровье говно коленом залез. Смачно так! Фигня это всё! Главное теперь на глаза учителям не попасться! А учителя о чем-то громко разговаривали, да смеялись.
- Говно там им помешало… – досадливо, делая вывод, пробурчал Степка. Действительно, пацаны знали, что добра этого, да прочего мусора, в избушке было не меряно. Но, видимо, решили мальчишки, учитель этого не знал. Почему учитель? Ну не училка же мужика в избушку повела!
- Да… – обменялись откровенным сожалением друзья. – Не повезло нам! Эх!
- Тут у нас природа-то, вон какая, красивая! Вот на поселок-то, посмотрите… Красиво, да? Вот то-то! А я Вам что говорил?!
Это Михаил Андреевич, размахивая руками, увлеченно делится с учительницей удовольствием от окружающей красоты. И еще что-то говорит, говорит. Да так здорово, интересно! Даже не просто все понимается, но и как-то чувствуется сказанное. Но сами слова не запоминаются. Не повторишь такое! Пацаны тоже посмотрели туда, куда показывал парень в очках. Конечно, красиво! Как на картинах великих художников! Вся курчавая от изумрудных красок леса, сопка торжественно и как-то, величественно, уходила в синеву неба, и там, макушкой своей как-то незаметно становилась прозрачной голубой дымкой горизонта. А внизу, у подножия сопки, слева, на высоком, золотистом от песка берегу играли красками блики солнца на крышах домов поселка. И все это колыхалось, мерцало в каком-то прозрачно-звонком настое благоуханий воздуха! И какой-то дальний, неуловимый ранее шум голосов, гул машин, рыкающие всплески бормотания звуков от работающих тракторов, лебедок – всё это непостижимым образом вдруг стало составляющим целым увиденного.
А учитель и учителка уже медленно уходили по тропке в эту удивительную картину какого-то великого художника.
Лиханов все размахивал руками.
Мальчишки постояли еще несколько минут околдованные мгновенным восторгом, повыглядывали из-за угла избушки, но, потеряв всяческий интерес к уходящей парочке, спустились к Ангаре и, засучив штанины, начали бродить по мелководью, с удовольствием распугивая косяки мальков, да набивая карманы красивыми камушками, да ракушками.
- Да-аа, – мечтательно сказал Степка. – У нас тут всех красивее! Даже на всей земле таких красивых мест больше нет, – рассудил он. И продолжил свои мечты…– В такой красоте можно даже не только писателем стать. Но даже великим!
Сашка остановился, выпрямился, прищурившись, оценил камушек на руке, откинул его в сторону, в воду и, повернувшись лицом к другу, посмотрел на него. Мол, ну-ну, давай дальше, рассказывай, мол, дальше-то. Сашка знал мечту Степки! Степка мечтал стать писателем. Сашка не очень-то понимал, что это такое. Но, не одобряя эту затею друга, не одобрял всегда молча. Чо, мол, больше заниматься нечем? Правда, сам тоже завел толстую, в сорок восемь листов, тетрадь, куда частенько усердно записывал свои рассказы. Пять-семь предложений. Записывал тайком и тайком же, через некоторое время, выдирал их и добросовестно уничтожал. Какие-то глупые, совсем не писательские рассказы получались у него. А еще глупее было то, что они получались какие-то складные. Как стихи. Не стихи конечно, рассказы – но как стихи, складные. Но, слава богу, даже Степка про это ничего не знал. Быть писателем – фигня какая-то. Но сегодня Сашка почему-то поддакнул Степке. Конечно, мол, да! А Степка, воодушевленный дружеским пониманием – размечтался!
- Представляешь, тут вместо избушки построить дом, как в древней Греции! Стол мраморный под черемушником! И ты сидишь и пишешь книги! И вино вкусное, красивое в большом стакане!
- Да-аа… – представил Сашка. И вино представил, красивое-красивое.
- И учительница эта, и еще такие же, только одеты они так, как в Греции раньше женщин одевали. Ну, помнишь, как в учебнике? Ну, так, чтоб ляжки были видны. Представляешь? Рядышком ходят тут, туда-сюда, туда-сюда.
- А чо им тут делать-то? Да еще с ляжками?
- Так это музы, Сашка! – разгорячился Степка. – Без муз-то, писателей не бывает!
Сашка сразу же вспомнил эту учителку с ляжками, и то, как этот парень в очках, учитель, которого Михаил Андреевич зовут, при ней здорово так говорил про местную природу, про красоту. Да так здорово, что даже они со Степкой рты поразинули! Сейчас вот всё уже не так красиво стало, как тогда было! Так об этом не напишешь!
- Да, – размышляя о своем, согласился Сашка. – Без муз с ляжками, рассказы, хоть как их пиши, всё равно фиговыми получаются!
- Ага! – вздохнул и Степка.

(продолжение)
Через десять минут друзья уже были не просто на улице. Они уже, спустившись с высокого песчаного угора берега Ангары, перебрели вброд протоку. До мостика через протоку идти было лень, да и без надобности. Хоть протока и глубокая, но у друзей свои были, изведанные ими броды, где вода лишь по колено. И, вот теперь уже, они дружно и торопливо шагали по острову, увлеченно рассекая высокую, упружистую и пыльную траву.
- Ого-го-го-оо! О-оо-оо-оо-о!
В каком мире своего воображения и вдохновения они теперь жили, нам туда уже не попасть, да и не успеть за ними! Вот они, где-то на середине острова, у пышного куста вербы, присели и затихли…

…Шел гладиаторский поединок. Боги устроили себе праздник.
Боги всемогущи и беспощадны. Они выше Жизни и Судьбы, они – Распорядители Случая. Жизнь и Судьба – закономерны. В них господствует Сама Неизбежность Необходимости, справедливая благодать – СаНеНе! Вспомнив о СаНеНе, Р-ры почувствовал как дух Родовой Связи – РоСв, стал наполнять его тело упругой силой решимости и непоколебимой веры в себя, в свою силу. Р-ры ощутил, как многие его соплеменники откликнулись на призыв РоСв, и каждый поспешил отдать частичку себя, своей силы любви к Р-ры. «Со мной сам РоСв! О, РоСв не покинь меня! – торжествовал и молился Р-ры. – РоСв! РоСв! РоСв!» И Р-ры впился всем своим сосредоточением и решимостью в своего противника, большого черного варвара. Варвар был значительно крупнее Р-ры. Но Р-ры знал, что сила варвара обманчива: сила спокойствия варвара – это его слабость неповоротливости и медлительности. Не единожды Р-ры уже приходилось сражаться с варварами, которые нападали на его народ РыМу. Но народ РыМу всегда побеждал! Жертвы победы были огромные. Но это были жертвы во имя СаНеНе! Как только Мать Жизни Повторения, сама МаЖиПо, повторенная в ныне здравствующей шикарной Мажипо, откладывала Яйца Рождения Повторения, в которых нарождались и одухотворялись РоСвом не только соплеменники Р-ры, но и много новых Р-ры, – варвары нападали на народ РыМу. Они спешили захватить и пожрать ЯйРоПо. И всякий раз народ РыМу, а вместе с ним и Р-ры, в жесточайшей схватке, как единый РоСв РыМу – побеждали варваров. «Но время войны и победы еще не наступило в повторении СаНеНе! Еще шикарная Мажипо не сподобилась любовью РоСва РыМу на зарождение новых ЯйРоПо! Зачем же тогда боги устроили этот поединок?» – вопросы и сомнения крушили единство воли Р-ры, мешали духу РоСв воплощаться в нем. Р-ры знал: Боги непоколебимы, всесильны и безответственны. Дела Богов неожиданны, непонятны и беспощадны. Заботы Богов вечная бесконечность тайны для РоСв. Богам служит Сам Каприз Чуда – СаКаЧу, прародитель ПервоИсполненной СаНеНе. СаКаЧу иногда по прихоти Богов перевоплощается в Любовь к РоСв – для народа РыМу наступают блаженные времена благодати и благолепия. Но горе тому, кто начнет стараться понять вечную бесконечность тайны Богов, или, хотя бы, искать их Любовь! Великая СаНеНе стоит на страже всего этого. В прошлом году Р-ры был наказан – Мажипо не сподобилась зародить ЯйРоПо новых Р-ры! Только ЯйРоПо новых Р-ры! Какое горе! А все лишь потому, что Р-ры попытался понять, как его любовь передается через РоСв жрецам Мажипо, как потом Мажипо становится способной на зарождение ЯйРоПо именно Р-ры? И вот теперь новое наказание? Р-ры ощутил, как сила любви соплеменников начала таять в нем, РоСв начал слабеть! И Р-ры искромсал в себе все вопросы, мысли и сомнения молитвой: « О, РоСв! О, РоСв! О, РоСв! Я Р-ры, работник и воин твоего народа РыМу призываю тебя в мою плоть! Сверши свой подвиг СаНеНе моей плотью и моей жизнью! Помоги мне исполнить свой долг воина и работника твоего народа РыМу! Да, явится сила и воля твоя во мне! О, РоСв! О, РоСв! О, РоСв!» И Р-ры ощутил, как в нем восторгом стал нарождаться РоСв: в Р-ры вновь потекли потоки частиц любви соплеменников.
Р-ры ринулся на варвара. Справедливая ярость торжествовала в нем! Варвар дрогнул и отступил. Четыре огромных голубых солнца светло-коричневого рыжего неба зависли, колыхаясь над амфитеатром. Они, излучая божественную Любовь, то вдруг с молниеносной быстротой растворялись, унося с собой свое небо, и становились неведомой и невидимой Бесконечностью. То, вдруг так же, неожиданным и непонятным образом начинали проявляться, молниеносно заполняя собой и своим небом Бесконечность. Это боги исполняли свой неведомый гладиаторам обряд жертвоприношения! И все пространство под этими солнцами явило и настояло себя, и дыханием повелительного запаха битвы, и восторга победы жизни СаНеНе!
« О, РоСв! О, РоСв! О, РоСв! На подвиг жизни СаНеНе неси плоть Р-ры, одухотворенную любовью народа РыМу! Вперед!»
И изредка с неба, вдруг, срывались, излучающие пульсации божественного тепла, здоровенные толстые светло-рыжие молнии, которые неукротимо подталкивали гладиаторов друг к другу. Боги выказывали свое нетерпение.
« О, РоСв! О, РоСв! О, РоСв! На подвиг жизни СаНеНе неси плоть Р-ры, одухотворенную любовью народа РыМу! Вперед!»

…Маленький рыжий муравей активно и сноровисто атаковывал большого черного муравья. Черный уверенно отталкивался, но пятился. Каким образом они оказались тут, на дне старой ржавой консервной банки, они не знали. Да и не до этого им было. Случай! Божественного Восторга Случай ждал нетерпеливо свой Исход. Муравьи бились за право жить. А устроители их судьбы в четыре глаза, сверху, азартно следили за сражением, да изредка подталкивали пальцами то одного муравья, то другого, друг к другу.
- Во-во! Рыжий сейчас пошел в атаку!
- Смотри ты! Черный-то, тоже рассвирепел!
- И чего они дерутся? Не дрались бы, нам было бы неинтересно, и выкинули бы их уже. И живи себе, да?
- Фиг-то! Так всё в природе. Живет сильнейший…
- А кому это интересно? А-аа? Во-во! Смотри, черный-то!
Но вдруг ни с того ни с чего, совсем рядом, за кустами, раздался громкий, задорный смех и голоса:
- Ха-ха-ха! У нас все тут на Ангаре, в Ангарском-то нашем, так красиво! Тут особая у нас красота!
Мальчишки втянули головы в плечи, прижались к земле, в траву. И тут же меж кустов тальника и верб, по тропинке, вышла парочка. Молодой какой-то парень, в очках, и девушка – пышная от воздушного платья и светлых, играющих золотом на солнце, волос. Ветерок одним мгновенным порывом вдруг зацепил её платье, вздернул, приподняв выше колен…
- Ни фига, себе, какие ляжки!
Тут же ошалело откликнулся на увиденное Степка.
- Ни фига! – прошептал восторженно и Сашка.
Бабы, ляжки, и еще одно, но матершинное слово, обозначающее занятие взрослой любовью, - вошли в лексикон Степки и Сашки совсем недавно, этим летом. Но слова эти были особенные для них: всегда при произношении их что-то тоскливо-теплое охватывало вдруг и манило. Сашка сразу вспомнил картинки, которые Степка недавно ему показывал. Это были картинки из какого-то журнала для кройки и шитья, которые Степка раздобыл где-то у своей матери. На них были нарисованы женщины в нижнем белье. Но увиденные сейчас женские ноги, почему-то, были намного красивее тех, нарисованных на картинках.
Парень в очках, видимо, то же все увидел. Да он и не скрывал этого.
- Ветер какой-то, бессовестный! – хихикнула девушка, игриво поправляя подол платья.
- Вот так вот и сразу же, бессовестный? – весело проворковал парень. – Не бессовестный, а даже совсем наоборот! Молодчина он!
И они как-то по-приятельски и беззаботно рассмеялись.
- Видал, да? Нет, ты видел, а? – Степка заговорчески подмигнул Сашке.
- Ага. Ни фига-аа! Последим, да? – так же заговорчески согласился Сашка.

...к-хе. Начитался я творчество наших литераторов на Лит.страничке, и, к-хе, заегозило! Честно. Шит лыком, не шит – уже не важно. Тоже хочется поделиться. Ну, понятно, не творчеством, не воспоминаниями, а … просто своим удовольствием.
В п. Ангарский, в 2004 году, директор Ангарской СОШ, Лиханов Михаил Андреевич, вдруг собрался и решительно покинул свой пост. Сделал, так сказать свой последний выпуск учителя, - Ангарская СОШ его выпускница! Провожали Михаила Андреевича на пенсию всем районом. В Богучанском ДК прошел изумительный вечер, а чуть позже я подарил М.А.Лиханову буклет – «Легко сказать тебе спасибо». Проще: свою улыбку признательности и уважения. Именно этим событием, как сюжетом, были организованы там рассказы, стихи… Значительно позже Михаил Андреевич, уже на правах хозяина этого буклета, не только ознакомил своих родных и близких с ним, но и отдал школьным волонтерам в канун очередного юбилея поселка.
Теперь вот, начитавшись творчество наших литераторов, решил и я поделится своим … удовольствием. Засел в «Литкафе» любимого форума любимого сайта и предлагаю вам один рассказик из буклета « Легко сказать тебе спасибо». Рассказик – потому что представлен он в варианте «форума». Рассказик про счастливое время жизни … Ну, и, про любовь конечно. В «Литкафе» ведь тоже бывают различные презентации, вечера одного автора, вечер одного рассказа даже. Вот и я претендую на такой вечер. Вечер рассказика. Спасибо тем, кто его прочитает.
Называется он -
…С невеселыми думками, осенним днем, где-то в четвертом часу, в полном одиночестве, Сашка скучал дома. Он сидел за столом, заваленным школьными книжками и тетрадями, и с откровенным удовольствием тупости смотрел в задачник, который нагло вопрошал у Сашки, мол, с какой скоростью должен идти пешеход, чтобы прибыть в пункт Б раньше на 5 минут другого какого-то пешехода, который топает туда же уже 2 часа со скоростью 1,5 км /час. «Эх-хх! Ходют тут всякие!» – Сашка даже потянулся всем телом, понимая эти нелепости жизни. В смысле, что заботы ходоков приходится решать прямо сейчас, когда на фиг они все сдались! Осень же! Да еще какая. Еще бы – четвертый день нового учебного года. Первые числа сентября! У всех взрослых поселка, конечно же, и даже у преподавателей в школе – заботы одинаковые: пораньше освободиться от работы, придти домой, и заняться огородами. Скоро придут и Сашкины родители с работы, и начнется! «Сделай то, потом то, помоги тут, потом здесь! Потом еще начнется – почему не сделал? И как всегда…»
- Так всегда!
уже вслух повторил он.
- Эх-хх!
В огороде дел – только успевай. «Хорошо еще, что картошку не начали копать…», – резонно успокоил себя Сашка, мол, пока еще жить можно. Под «жить» Сашка понимает игры на улице и свободу от родительских поручений.
- Эх-хх!
Сашка показал не то учебнику, не то ходокам в учебнике - кулак, деловито подвинул задачник поближе, заглянул в него снова. Мол, сейчас решать, или на вечер оставить? Сейчас, когда никого дома нет, какой дурак будет сидеть дома-то и делать домашние-то уроки? Но и идти одному куда-то было лень. Тоже не интересно. Как же всё-таки быть-то?
Сашка насупился и снова, как «дурак», принялся решать. Но задачка почему-то не решалась. Фигово у него ходили эти ходоки, получалась совсем не то, что по ответу в задачнике.
А за окном, на улице – красотище! Солнышко стоит в небе, теплое-теплое, но не жаркое – ласковое. Ветерок легонько дышит ароматом доцветающего лета. Не дует, а именно дышит – обнимает, гладит как бы. И небо голубое, звонкое, прозрачное – ни облачка, ни дымки – высокое-высокое! Ангара, сопки у горизонта – синии-синии, четкие-четкие, красивые-красивые! И мошкары уже почти нет, да и комаров! Бабье лето – говорят! Почему так говорят, Сашка и не задумывался, но Степка Кеблис – друг Сашкин – объяснил: мол, в такую пору все бабы с ума сходят, очень уж они любовью заниматься в такую пору хотят. Сашка знает – Степка не соврет! Степка постарше Сашки года на два, а потому про любовь он знает всё. Конечно, прав он! Когда еще любовью-то заниматься можно, если не в такие дни?
« Эх!» - это досада Сашкина полезла снова. Уж очень невыносимо, скучно торчать дома сейчас, в самое-то это бабье лето! В окне, со двора, кто-то промелькнул, пробежал в сенцы дома. И тут же стук в дверь.
- Входите! Можно! – откликнулся Сашка на стук.
- Здравствуйте!
Это Степка пришел. Вежливо озирается. Степка как всегда чисто одетый, добросовестно причесанный. Его черные волосы ровно и гладко поблескивают. Сашка старается походить на друга, но не получается. Особенно волосы. Все время торчат в разные стороны, как ни подстригай их, как ни причесывай. Да и кеды на Степке, хоть и рваные, но чистенькие какие-то. Аж, светятся! А вот Сашка опять поленился вчера вечером, после игры в футбол, отмыть свои кеды от грязи и пыли. Степка, видимо, нет. Сашка знает: Степка сам за собой следит. И Сашке то же самое всегда советует. И Сашка согласен с ним. Сашка старается быть таким же, как Степка.
- Привет! – радостно встречает друга Сашка. Ур-рр-аа! Мол, теперь дела пойдут!
- Да я один дома! – еще радостнее кричит он, успокаивая друга.
Степка улыбается. Мол, здорово! Повезло!

Старый анекдот.Перед войной интеллигент читает на скамейке газету с огромным портретом Сталина.И вдруг восклицает"За ...бал этот нерусский усатый!"Его тут же под белы рученьки...Он тычет в известное сообщение правительства под портретом и говорит следователю:"Я имел ввиду Гитлера!А вот кого вы,гражданин.стоит выяснить тщательно!"

Так ведь приговорка такая. Не обязательно о Гитлере.

Забывать стали. Кому-то уже та война нестрашной кажется... появились голоса: а вдруг он был прав... Фильмы игровые снимать...
Плохо это.

Ещё одну гадость пишут. Мол, посмотрите, как хорошо побеждённые живут... может, стоило им проиграть... И некому уже рассказать, что эти благодетели на оккупированных территориях творили. Если кто из стариков пытается в интернете рассказывать - их очень быстро троллят, грубят, насмехаются. А у людей преклонных лет - нервы, сердце, давление...