В этом году Прасковья Антоновна Жарновская отметила свой 80-летний юбилей. Собрав за праздничным столом свою родню и друзей, отпраздновала дату широко: пели и плясали под гармонь, шутили и, конечно, вспоминали молодость...

...Память давно уж выплеснула из своих глубин всю ту тяжесть, которую испытали на себе ребятишки, чье детство ограничивается довоенными годами. Когда грянула Великая Отечественная, все они сразу стали взрослыми. Прасковье в 1941 году исполнилось десять лет. И с первого сентября она уже в школу не пошла. Детство кончилось, и перед ней стояли серьезные задачи. Одна из них – рост поголовья крупного рогатого скота в родном колхозе. За крошечной дояркой-телятницей закрепили стадо из 14 коров и всего их последующего потомства.

Прасковья Антоновна не перестает удивляться, как она со всем этим справлялась? Более того, уже через год девочка вошла в число передовиков. Только за то, что в ее стаде не погиб ни один родившийся теленок, Прасковья получила от колхоза награду – шерстяной платок. Она до сих пор помнит, как несла врученный платок домой и какие чувства ее переполняли. Лучше бы дали муки – плакала девочка. С рассветом ей опять в коровник, и на весь день – два яйца, поллитра молока и корочка хлеба. Но до ее чувств дела было мало. Колхоз требовал надои, подрост, а помощи ждать было неоткуда. Даже мама, регулярно навещавшая дочь на ферме, лишь внимательно следила – все ли у нее там в порядке: убран ли навоз, напоены ли телята, задан ли корм. Отец помогал переносить новорожденных в телятник. Прасковья их просто поднять не могла. Так прошла война: год, как за двенадцать. С четырех утра до позднего вечера Прасковья была в колхозной и домашней работе.

В 1956 году 22-летнюю Прасковью перевели на тракторный прицеп: пахала, боронила, сеяла. Особенно трудно приходилось у плуга. У помощника тракториста в страдную пору была одна обязанность: внимательно следить, чтобы под плуг, при пахоте целины, не попал пень. Помощник, вооруженный крючком, должен был подцепить и отбросить пень или корягу во время движения трактора. Тракториста останавливать не разрешалось, нормы пахоты были очень высокие, а сроки очень сжатые.  А Прасковья и здесь справлялась. Уставала сильно, но лишь стемнеет, живо собиралась на вечерку. За девять километров бежала на свидание. А с другой пашни спешил на встречу с любимой Николай. Клуба в деревне не было, молодежь собиралась у кого-нибудь в избе. Пропляшут до зорьки, приберут у гостеприимной хозяйки, и снова на работу.

Повзрослевшая Прасковья начала мечтать о своей собственной семье. И возраст подошел, и Коля звал замуж.   Но свадьбе не суждено было состояться: более или менее зажиточная семья Николая не захотела родниться с многодетными Рудковскими, и согласия на брак с Прасковьей родители Николая не дали. Как жалела тогда девушка, что не согласилась на предложение Николая бросить все и уехать в райцентр. Боялась, что не по-человечески начатая семейная жизнь долго не продлится, что в случае чего отец ее не простит. Конечно, понимала Прасковья и другое: что она с ее огромным опытом работы в колхозе не пропадет нигде. Но страх перед родительским недовольством был сильнее. С Николаем они расстались. Но судьба уже поджидала девушку: в деревню приехал молодой парень, только что отслуживший в армии. И с первой же случайной встречи с девушкой не стал давать ей прохода. Присмотревшись к Анатолию повнимательнее, Прасковья согласилась выйти за него замуж. Почти пятьдесят лет прожили они душа в душу, вырастили двоих детей – дочь и сына.

После замужества Прасковья жить в деревне не захотела, и молодая семья переехала в леспромхоз. Начали работать, получили квартиру. Как-то сразу включилась она в общественную жизнь поселка, за неравнодушный и прямой характер была включена в рабочий комитет предприятия, а через год – избрана народным депутатом. Сейчас, как вспоминает Прасковья Антоновна, своей неутомимой деятельностью она пыталась бунтовать против несправедливости.

– Помню случай, когда на рабочкоме был поставлен вопрос о выделении материальной помощи одному рабочему, – улыбается Прасковья Антоновна. – Он протез зубной где-то по пьяному делу потерял, и на новые зубы ему было нужно сто рублей. В рабочкоме существовала касса взаимопомощи, и председатель поставил вопрос так, что деньги мужчине нужно дать. Я же, зная о том, сколько у нас лежит заявлений на материальную помощь от многодетных матерей, выступила против такого подарка. За мной поднялись все члены рабочего комитета.

Наряду с общественной работой Прасковья Антоновна занималась и своей собственной – таскала и сортировала брус. Занималась детьми, обихаживала мужа, встречала гостей.

Десять лет проработала Прасковья Антоновна в леспромхозе. Когда стало тяжело таскать брус, нашла дело «полегче» – дробить уголь на котельной.

В 90-х годах Жарновские переехали к сыну в Ангарский. И здесь Прасковья Антоновна не смогла сидеть без дела – устроилась кочегаром. На пенсию уходила уже оттуда.

– Одно время муж сильно запросился обратно в наш поселок, – вспоминает Прасковья Антоновна. – И мы вернулись. Анатолий через год умер. Видимо, предчувствовал и поэтому просился домой. После его смерти я прожила в поселке еще десять лет. Сама содержала дом, ремонтировала его. Через некоторое время подруги уговорили Прасковью Антоновну пойти в художественную самодеятельность, и она стала петь в ансамбле. Об этих годах Прасковья Антоновна вспоминает с особым удовольствием.

– Это были шесть лет моего настоящего отдыха. Мы очень много ездили по району с выступлениями, нас всегда хорошо принимали зрители. А какие песни мы пели!

Теперь Прасковья Антоновна снова живет в Ангарском: дочь, Зинаида Анатольевна, уговорила маму вернуться.

– Все здесь хорошо, – говорит Прасковья Антоновна, – но сидеть на месте я не могу. Считаю, что человеку для хорошего самочувствия нужно движение. Мне 80, но я с удовольствием сметаю с тротуаров снег, готовлю. Летом  хожу за грибами и ягодами, люблю заниматься огородом.

Е. МАКЛАКОВА.

Фото из семейного архива

П. А. Жарновской.

п. Ангарский

(АП)